Книжник [The Scribe] - Франсин Риверс

Макомбо принес поднос.

— Ты закончил?

— Нет.

— Ты прожил богатую жизнь.

Сила закрыл лицо руками.

В ту ночь он уснул крепким сном, и ему приснился Иисус. Руки Господа, со шрамами от гвоздей, были полны зерна. Он разбрасывал его во все стороны. Семена пустили корни — крошечные побеги пробивались сквозь почву — в пустынях, на горах, в больших городах и маленьких деревнях. Некоторые упали в море, и волны понесли их к далеким берегам.

Иисус вложил Силе в ладонь свиток и улыбнулся.

Павла тянуло в Иерусалим. Для него, как и для меня, этот город был родным, сосредоточием всего, что мы знали и любили. Храм по–прежнему оставался Домом Божьим. Я не мог подняться по его ступеням или пройти галереями без того, чтобы не вспомнить Иисуса, мысленно услышать Его голос. Сердце ныло всякий раз, когда нога моя ступала на это место, которому надлежало быть святым, и которое ныне было так осквернено.

До нас дошли вести, что Павел в Кесарии. Он остановился в доме, где жил Филипп–благовестник со своими четырьмя дочерьми, незамужними пророчицами. Они, как и многие прочие, включая меня, приняли решение не вступать в брак, ожидая возвращения Господня. К Павлу пришел Агав. Ему приснилось, что если Павел придет в Иерусалим, то окажется в тюрьме.

Но Павел отказался прятаться.

Когда они с Лукой явились в Иерусалим, их принял у себя Мнасон. Я бы с радостью предложил им свое жилище, но времена изменились, и теперь я больше не владел собственным домом ни в Иерусалиме, ни в Кесарии. Я не виделся ни с Павлом, ни с Лукой до самого их появления на Совете, но когда мы встретились, стало ясно, что в наших отношениях все как раньше.

— Сила! — обнял меня Павел. От радости я прослезился. Его присутствие в Иерусалиме вызывало у меня противоречивые чувства. Я истосковался по задушевным разговорам с ним, но в то же время боялся, что его выследят и убьют. Фарисеи так и не простили ему, что он покинул их ряды.

Иаков и все члены совета тепло приветствовали Павла.

Он дал подробный отчет о своих путешествиях. Нередко он обращался ко мне, прося добавить что–то такое, что сам мог позабыть, о городах, которые мы посетили вместе. Забывал, впрочем, он мало.

Конечно же, Павел захотел пойти в Храм. Мы с Иаковом обсудили с остальными, насколько это возможно, и сочли, что беду удастся отвратить, если с Павлом пойдут четверо взявших на себя обет. Если он вместе с ними совершит обряды очищения и оплатит за них расходы, чтобы они обрили голову, иудеи, пожалуй, увидят, что он продолжает соблюдать закон.

Человек предполагает — Бог располагает.

Павел отправился в Храм. Семь дней он поклонялся там, радуясь в Господе. А потом его увидели некоторые евреи из Асии и выступили против него.

— Куда бы ни пришел этот человек, он настраивает всех против нас!

Я попробовал его защитить.

— Вы сами настраиваете против себя, возбуждая толпу и устраивая беспорядки!

Когда отвечаешь гневом на гнев, ничего хорошего не предвидится.

Посыпались обвинения. Некоторые утверждали, что Павел привел в Храм язычников, чтобы осквернить святое место. Накануне рядом с Храмом видели Трофима из Ефеса и решили, что Павел взял его с собой. Зачинщики схватили Павла и потащили из Храма. Его вышвырнули вон и заперли двери. Прочие принялись его бить. Я с криками пытался остановить их — и сам очутился посреди свалки.

Ни разу в жизни вид римских солдат и центурионов не обрадовал меня так, как в тот день! Не вмешайся они, нас бы не было в живых. Римляне взяли Павла в кольцо и оттеснили толпу щитами. Предводитель отряда выхватил меч и ударил им но щиту.

— Тихо! Всем молчать! — крикнул он по–арамейски с сильным акцентом, а потом по–гречески скомандовал своим подчиненным. — Заковать его в цепи, пока я не разобрался, что тут происходит!

Павел стоял, шатаясь под тяжестью оков, а командир, тем временем, пытался выяснить обстоятельства дела.

— Кто этот человек, которого вы чуть не убили? Что он такого сделал?

— Он сеет смуту!

— Он осквернил Храм нашего Бога!

— Это Савл из Тарса, и его обвиняют ложно… — попытались мы выступить в его защиту. Меня тут же стукнули по голове. Слава Богу, я превозмог искушение ответить тем же.

— Он главарь секты, которая против Рима!

Кричали все: одни одно, другие — другое. И ничего близкого к истине.

Двое воинов поволокли Павла вверх по ступеням крепости, остальные сдерживали толпу, стеной сомкнув щиты. Павел каким–то образом убедил командира позволить ему обратиться к народу.

Когда Павел заговорил по–еврейски, иудеи утихли.

— Я иудеянин, родился в Киликийском городе Тарсе, и был воспитан здесь, в Иерусалиме, у ног Гамалиила. Будучи учеником его, я был тщательно наставлен в иудейском Законе и традициях. Я крайне ревностно исполнял все обязанности перед Богом, чтобы почтить Его, как и все вы ныне. И рьяно боролся с приверженцами нового учения. — Он признался, что повинен в крови: караулил одежды побивавших Стефана камнями и люто преследовал прочих последователей Христа, даже отправился в Дамаск, чтобы привести тамошних христиан в Иерусалим для наказания.

— И вот, в пути, когда я уже приближался к Дамаску, около полудня, вдруг осиял меня великий свет с неба. Я пал на землю и услышал голос: «Савл, Савл, что ты гонишь Меня?»

Толпа напряженно слушала, пока он не рассказал, как Бог призвал его нести слово о Христе язычникам. И тогда вновь мгновенно разгорелась злоба.

Люди в негодовании рвали на себе одежды и вздымали пыль.

— Стереть такого с лица земли!

— Убить его!

— Он не должен жить!

Друзья схватили меня и притянули к стене, на наших глазах толпа ринулась наверх, в крепость, чтобы достать Павла. Командир громко отдал приказ. Воины сдвинули щиты. Люди хлынули назад, сбивая друг друга с ног. Иные падали, и их топтали те, кто продолжал напирать сзади. Крик сделался оглушительным. Лица побагровели и исказились от ярости.

По приказу командира Павла втащили в крепость. Решетки замкнулись.

Я бросился за Лукой. Когда мы вернулись к римской крепости, толпа уже разошлась. Я потребовал командира и известил его, что Павел — гражданин Рима. Нас провели к нему.

Павел сидел, привалившись к стене, сильно избитый. Рот у него был порван и кровоточил.

— Во всяком случае, я избежал бичевания.

Лука осмотрел его раны. Я осторожно положил руку ему на плечо и заметил, что даже это прикосновение причинило ему боль.

— Все молятся.

Я принес с собой хлеба, миндаля, виноградных лепешек, вина, разбавленного водой.

По щекам Павла потекли слезы. Плечи поникли.

— Если бы только они послушали!

— Они слушали — какое–то время, — мягко заметил Лука.

— Господь дает им возможности день за днем, Павел. Мы будем продолжать молиться и говорить всякий раз, как только представится случай. В Иерусалиме остается много последователей Христа, не один Анания со своей кликой владеет городом.

Лука покачал головой.

— Павел, опухоль скоро спадет. Но зрение могло ухудшиться от ударов.

Стражник объявил, что нам пора уходить.

Павел вздохнул.

— Может, хоть римская стража будет слушать.

Я не мог сдержать улыбку.

Тысяченачальник доставил Павла в синедрион, и мы слышали, как Павел внес раскол в ряды совета, заявив, что его судят за веру в воскресение мертвых. Спор между фарисеями и саддукеями так накалился и вышел из–под контроля, что римские воины опять взяли Павла под охрану и вернули в крепость.

Я знал, что этим все не кончится. Город бурлил. Ходили слухи, что на жизнь Павла замышляется покушение. Я молился, не переставая.

Господь напомнил мне, что другу моему суждено очутиться в Риме.

Когда я явился сказать ему об этом, мне преградил путь римский стражник.

— Его здесь нет.

— Куда его повели?

Стражник отказался отвечать.

Я пошел к сестре Павла. Она виделась с ним. Сын ее — тоже.

— Я слышал, как несколько человек сговаривались в храме, — рассказал мне мальчик. — Они собирались вместе с другими убить дядю. Клялись, что не будут ни есть, ни пить, пока не увидят его мертвым. Их сорок человек, Сила! Я предупредил Павла, а он велел мне рассказать обо всем главному начальнику.

Путем расспросов нам вскоре удалось установить, что этой ночью из Иерусалима вышли две сотни пеших воинов под командой двух центурионов.

— У меня есть друг среди солдат, — сообщил один брат. — И он говорит, что их сопровождали семьдесят всадников и две сотни копьеносцев.

— А Павел?

— Он точно не знает, но они вели какого–то узника в цепях к римскому прокуратору в Кесарию.

Я усмехнулся. Даже римское войско покоряется Божьей воле и охраняет избранного Божьего слугу!